Роберт Паттинсон о своей роли страдающего и человечного Эдварда Каллена

Роберт Паттинсон, очаровательный 23-летний британец, очевидно, не нуждается в каких-либо характеристиках. Приведем только одну: это вампир из «Сумерек», покоривший миллионы сердец. Это также человек, который всегда знает, о чем говорит. Огромное удовольствие беседовать с ним, и каждый, кто с ним общается, сразу понимает: это не ветреный парень, как мы привыкли говорить об остальных знаменитостях. В «Новолунии» он в очередной раз продемонстрировал нам прекрасное исполнение роли Эдварда Каллена. На этот раз было намного легче, признался он.

- Нравится давать интервью?

- Я не против это делать. И честно: иностранные журналисты гораздо лучше американских. Они просто задают вопросы и получают ответы, тогда как в Америке склонны заставлять тебя говорить то, что хочет услышать их редактор. Было бы лучше иметь список вещей, которые они хотят от меня услышать, и просто сказать для них это. В таком случае они всегда были бы довольны.

- Какой самый частый вопрос тебе задавали за последние несколько дней?

- Меня продолжают спрашивать, до сих пор ли мы шутим на съемочной площадке. Они задают этот вопрос относительно всех фильмов. Шутите ли вы, сидя в своем кабинете? (Это как, тыкая в коллег острой кнопкой? Конечно. Постоянно. (Здесь и далее - шутка журналиста – прим. пер.).)

Что у них общего

- Как-то ты сказал, что ты и Эдвард, твой экранный персонаж, похожи упрямостью.

- Я упрямый как бык во всех смыслах слова. Порой кажется, что я просто придираюсь к людям, требуя сделать именно так и не иначе. Но здесь, в принципе, не о чем говорить, я таким всегда был. Не могу сказать, что я проделываю это только с некоторыми, я веду себя так со всеми. И мне это не нравится. Я ужасно педантичный.

- Эдвард – мистический, мифический юноша. Можешь сказать что-то подобное о себе?

- Хотелось бы. В реальной жизни действительно есть люди, которых можно назвать мистическими, но я вряд ли могу причислить себя к ним. Я вам это сейчас говорю, чтобы показать, насколько на самом деле трудно играть мистического человека. Откуда мне взять опыт, чтобы его сыграть? Может быть из ощущения, что ты сам точно не знаешь, кто ты на самом деле. На мой взгляд, это чувство лучше всего подходит, чтобы быть мистическим юношей.

- В «Новолунии» Эдвард много страдает. Как ты готовил себя к таким страданиям?

- Когда я прочитал продолжение «Сумерек», я постоянно ставил себя на его место в этой истории – и я видел в Эдварде человека. Сразу после первого прочтения я понял, как его сыграть. В первом фильме мы постепенно раскрывали характер Эдварда, во втором мы многое о нем рассказали. Во всяком случае, меня не особо тяготили размышления о нем. В первом фильме я потратил гораздо больше времени, чтобы подготовиться к роли.

- Осознание пришло само собой?

- Да, я точно знал, что делать.

- Как ты думаешь, Эдвард – чудак?

- Я бы так не сказал. Ну, если бы ты вел себя как он в реальной жизни, люди бы конечно думали, что ты чудак. Но он совсем не чудак в его представлении, особенно в фильме. Мы можем с легкостью увидеть себя в его истории.

- Ты великий меломан. Слушал ли ты какую-нибудь особенную музыку, прежде чем превратиться в Эдварда?

- Нет. Я делал это для первого фильма. Я послушал композитора Джорджи Лагети, и это помогло. Во втором мне это не потребовалось, по большей части благодаря режиссеру Крису Вейцу, который создавал такую обстановку, в которой мы чувствовали свободу для действий и экспериментов. Даже если я играл сцену совершенно по-другому, он не протестовал. Он был открыт для всего, и я не чувствовал потребности в чем-то еще. Достоинство музыки в том, что она настраивает тебя на нужную волну еще до начала съемок, и она полезна, когда кто-то требует от актера сыграть на полную мощь с первого дубля. Крис не такой. Он позволял сценам развертываться естественно. В первом фильме все было совсем не так.

Сумерки все сгущаются и сгущаются

- На недавней пресс-конференции ты сказал, что ни один человек даже вообразить не мог, насколько будут успешны «Сумерки». А ты все еще удивлен? Судя по всему, ты прекрасно справляешься с этим.

- Ха-ха, это всего лишь хорошая маска. В действительности я до сих пор удивлен. Около пяти месяцев после премьеры первого фильма популярность набирала силу, и это было необычно, потому что для этого не было веских причин. Сейчас «Сумерки» даже популярнее. Я читал интервью, в которых знаменитостей спрашивали о «Сумерках», и они приходили в ступор, как будто их поймали врасплох. Даже сами журналисты толком не знают, зачем задают вопросы на эту тему. Может быть, им кажется, что малейшее упоминание о «Сумерках» увеличит количество просмотров интервью в интернете. Разве это не странно?

- Были такие моменты, когда ты пожалел, что согласился на эту роль?

- Нет. По-любому, это круто. Есть как плохие, так и хорошие стороны. По-моему, не было ни одного момента, когда я сказал бы себе, что сожалею - все это нездоровые, глупые размышления. С другой стороны, не могу сказать, что я счастлив от всего происходящего, от того, что живу в раю. Об этом задумываешься раньше, будучи безработным актером, посещая прослушивания и злясь, что тебе дают от ворот поворот только из-за того, что ты недостаточно знаменитый, недостаточно прибыльный. Когда ты становишься более узнаваемым, то получаешь работу, и они надеются, что зрители пойдут на этот фильм, и ждут от тебя определенного поведения. Они ожидают, что ты станешь актером, кинозвездой, приносящей прибыль. Все становится безумием. Теперь ты не можешь делать незначительные вещи, потому что вокруг тебя постоянно должно вертеться 25 телохранителей.

- Как насчет макияжа? Тебе ведь нравится носить маску.

- Я работал на фильмом «Помни меня», между «Новолунием» и «Затмением», и я был обычным парнем с обычными запросами. Я сказал себе, что не буду носить макияж. Я не хочу этого. Меня, к счастью, и не заставляли его носить, и это было облегчением. Поверьте мне, это ужасное чувство, когда ты дотрагиваешься до собственного лица и совершенно ничего не чувствуешь из-за слоя макияжа. Даже если это всего лишь тональный крем – ощущение уже не то. Руки ощущают нечто другое, они дотрагиваются до онемевшей кожи. Прибавьте к этому еще контактные линзы и прочие принадлежности. Ты на самом деле уже и не ты.

- Ты занимался боевыми искусствами перед съемками?

- Я много занимался боксом, и то только чтобы создать нужную фигуру. Больше ничем не занимался. В боксе есть нечто ободряющее: когда идешь по улице после тренировки, чувствуешь себя по-другому, менее взволнованным. Это была главная причина заниматься боксом. (Ох! Хулиганы, берегитесь!)

Особая сцена

- Есть для тебя какая-то особенная сцена в фильме?

- Наверное, сцена перед расставанием, возле дома Беллы. Она была очень вдохновляющей. Мы с Кристен Стюарт переделали эту сцену за ночь до съемки. Я пришел к режиссеру и предложил кое-что поменять. Он изменил освещение, и мы сыграли ее в соответствии со своим внутренним голосом, и эта сцена сейчас в фильме. Такое классное чувство – создать что-то и потом увидеть это в готовом варианте.

- Этот эпизод такой же классный, как и тот, в котором ты стянул себя рубашку в конце.

- Я великолепен в том эпизоде. Я не мог бы сыграть его более реалистично, ха-ха.

- Что ты имеешь в виду?

- Проще быть избитым, чем играть секс-символа.

- Твоя коллега Кристен Стюарт призналась, что ее часто путают с ее героиней. А с тобой такое случается? Люди в курсе, что на самом деле ты не вампир, или они обращаются к тебе «Привет, Эдвард»?

- Многие люди не знают мое настоящее имя и зовут меня Эдвардом. До премьеры первого фильма некоторые люди обращались со мной так, как будто я был просто персонажем из фильма. Странное ощущение. Но это продолжалось недолго.

- Есть ли какой-то актер, которому ты подражаешь?